ШАНСОНЕТКА ГОРНИЧНОЙ.
Я – прислуга со всеми удобствами –
Получаю пятнадцать рублей,
Не ворую, не пью и не злобствую
И самой инженерши честней.
Дело в том, что жена инженерская
Норовит обсчитать муженька.
Я над нею труню (я, ведь, дерзкая!)
И словесно даю ей пинка.
Но со мною она хладнокровная, —
Сквозь пять пальцев глядит на меня:
Я ношу бильедушки любовные.
От нее, а потом – для нее.
Что касается мужа господского —
Очень добр господин инженер…
«Не люблю, – говорить, — ультра-скотского
Вот, супруги своей – например»…
………………………
В результатах мы скоро поладили, —
Вот уж месяц, как муж и жена.
Получаю конфекты, материи
И филипповские пирожки,
И – на зависть кухарки Гликерии,
Господина Надсона стишки.
Я давно рассчитала и взвесила,
Что удобная должность, ей-ей:
Тут и сытно, и сладко, и весело,
Да вдобавок пятнадцать рублей!
анализ стихотворения янтарная элегия
Дмитрий Кладько Знаток (370), на голосовании 6 лет назад
Liudmila Sharukhia Высший разум (169288) 6 лет назад
«Янтарная элегия» (1911) И. Северянина служит примером жанровой рефлексии, метатекстового осмысления самой элегии. Иронический и пародийный элементы в стихотворении поэта становятся конституционными принципами, определяющими форму диалога с архитекстуальным прототипом, однако ими содержание элегии не исчерпывается. В тексте И. Северянина, в соответствии с мировоззрением поэта, картина мира предстает как противопоставление двух начал: культурного и естественного, что обуславливает некоторую импрессионистскую декоративность и салонную театральность пейзажных зарисовок. Осень представлена как образно – временной ориентир только на уровне контекстов. Конкретно олицетворение осени олицетворение дозволяет довольно наглядно проследить эволюцию ценностных ориентиров писателя. Так же, для подкрепления образов цветовыми ассоциациями, автор употребляет определение «алый». «желтый» и их цвета. Но вот, что интересно – то же слово «алый» Северянин употребляет для описания совершенно других образов: образов надежды, рождения чувств, любви, весны: Осенний парк в цвету янтарно-алом. («Янтарная элегия») ; Определение «алый» обычно связано с чувствами человека, оно не лишь служит их эмблемой, но и употребляется для свойства возлюбленной: Более того, слово «алый» и его однокоренные в предшествующих текстах выступали как синонимы либо антонимами к словам грусть, усталость, гаснуть: И. Северянин предназначил огромное количество стихов темам осени и весны. Осень у него – «старуха в желтой кофте». «неряха из нерях». «дева старая». Весна – виды надежды, рождение чувств, любви. виды весны и осени находятся в отношениях противопоставления (антитезы). Образ осени употребляется как синоним к старости, годам, излюбленный цвет – желтый. Вы помните прелестный уголок — Осенний парк в цвету янтарно-алом? И мрамор урн, поставленных бокалом На перекрестке палевых дорог?
Вы помните студеное стекло Зеленых струй форелевой речонки? Вы помните комичные опенки Под кедрами, склонившими чело?
Вы помните над речкою шалэ, Как я назвал трехкомнатную дачу, Где плакал я от счастья, и заплачу Еще не раз о ласке и тепле?
Вы помните. О да! забыть нельзя Того, что даже нечего и помнить. Мне хочется Вас грезами исполнить И попроситься робко к Вам в друзья
ЯНТАРНАЯ ЭЛЕГИЯ1911
Деревня, где скучал Евгений,Была прелестный уголок.А. ПушкинВы помните прелестный уголок —Осенний парк в цвету янтарно-алом?И мрамор урн, поставленных бокаломНа перекрестке палевых дорог?Вы помните студеное стеклоЗеленых струй форелевой речонки?Вы помните комичные опенкиПод кедрами, склонившими чело?Вы помните над речкою шалэ,Как я назвал трехкомнатную дачу,Где плакал я от счастья, и заплачуЕще не раз о ласке и тепле?Вы помните… О да! забыть нельзяТого, что даже нечего и помнить…Мне хочется Вас грезами исполнитьИ попроситься робко к Вам в друзья…Мыза Ивановка1911
VI. Справочная литература:
1.
Поэзия
серебряного века: Анализ текста. Основное содержание. Сочинения /Авт.-сост. А.
В. Леденев. – 4-е изд., стереотип. – М.: Дрофа, 2001. – 144 с. – (Школьная
программа)
2.
Писатели
Русского зарубежья // Литературная энциклопедия Русского зарубежья (1918 –
1940). – М., 1997
3.
Серебряный
век. Поэзия – М.: Олимп; ООО «Фирма «Издательство АСТ»; 1999
4.
Серебряный
век русской поэзии. Сост., вступ. ст., примеч. Н.В. Банникова; Худож. Г. А.
Красильщикова. – М.: Просвещение, 1993
5.
Знамя 3
1990 с. 58
6.
Звезда 5
1987
7.
Нева 5
1987
8.
Венок
поэту: Игорь Северянин. /. – Таллин:
ээсти раамат, 1987
9.
Русская
мысль – 1997. 28 августа – 3 сентября №4186 с.12
10.
Радуга
1991 №12 с.29-50
11.
Домашний
очаг – 1998 Май – с. 215-220
12.
Нева 1996
31 с. 229-234
13.
Русская
мысль – 1997. 16октября – 22 октября №4193 с. 11
14.
Аврора –
1997 №5/6 с. 86-89
15.
Северянин
1988 – Северянин Игорь. Стихотворения. Поэмы. Архангельск, 1988
16.
Марков,
Владимир Федорович. История русского футуризма. Пер. с англ. В. Кучерявкина, Б.
Останина – СПб.: Алетейя, 2000
17.
Багно,
Всеволод Евгеньевич. Русская поэзия Серебряного века и романтический мир.
Багно, Всеволод Евгеньевич. – СПб.: Гиперион, 2005
18.
О Игоре
Северянине: Тез. докл. начн. конф. – Череповецк: 1987.
19.
Судьба
поэта: Из воспоминаний Игоря Северянина. Встречи с прошлым. _ М.: 1982. – Вып.
4
ПОЭЗА О ТЫСЯЧА ПЕРВОМ ЗНАКОМСТВЕ
Лакей и сен-бернар – ах, оба баритоны! –
Встречали нас в дверях ответом на звонок.
Камелии. Ковры. Гостиной сребротоны.
Два пуфа и диван. И шесть безшумных ног.
Мы двое к ней пришли. Она была чужою.
Он знал ее, но я представлен в этот раз.
Мне сдержанный привет, и сен-бернару Джою
Уйти куда-нибудь и не мешать – приказ.
Салонный разговор, удобный для аббата,
Для доблестной ханжи и столь же для гетер.
И мы уже не мы: Альфред и Травиата.
И вот уже оркестр. И вот уже партер.
Так: входим в роли мы совсем непроизвольно.
Но режет сердце мне точеный комплимент.
Как больно говорить! Как нестерпимо больно,
Когда предвидишь вот любой, любой момент!
Все знаем наперед: и будет то, что смято
Когда-то, кем-то, как и где – не все равно ль?
И в ужасе, в тоске, — Альфред и Травиата, —
Мы шутим – как тогда
! Лелея нашу боль…
1914. Осень.
Северянин стихотворение: анализ Игоря Северянина
Лирика Игоря Северянина
Лирические произведения Северянина, включающие в себя стихотворения, проявляются во всей их красе и непостижимой глубине.
Роль героя у Северянина, как правило, выполняет сильный и мужественный человек, готовый сражаться за свои идеалы. Однако не все стихотворения Северянина имеют явно выраженного героя. В некоторых произведениях автор переносит нас в мир снов, создавая потрясающую атмосферу мистики.
В стихотворениях Игоря Северянина можно встретить и романтическую любовь, и философские мысли, и отражения о русской истории. Он экспериментировал с формой и содержанием своих произведений, делая их уникальными и неповторимыми.
Строение стихотворений Северянина
Особенностью стихотворений Северянина является их музыкальность и ритмичность. Автор умело использовал звукоподражательные слова и повторения звуков, создавая гармоничное звучание текста. Также примечательно то, что многие стихотворения Северянина не имеют прямого смысла, они скорее передают настроение и эмоции.
В стихотворениях Северянина часто встречаются описания природы, особенно моря и неба, которые он сочетал с философскими размышлениями и отражениями о человеческой жизни. Его стихи полны красочных образов и сильной эмоциональной нагрузки.
Структура стихотворений Северянина также заслуживает внимания. Большинство его произведений состоят из нескольких строф, включающих в себя 4-6 строк. Часто используется рифма, что придает тексту еще большую эстетическую ценность.
В заключении можно сказать, что стихотворения Игоря Северянина – это настоящая лирическая жемчужина, которую ценят и почитают многие поколения поэтов и читателей. Его произведения полны глубоких мыслей и красивых образов, способных перенести нас в мир мечты и воображения.
НИКЧЕМНАЯ
Ты меня совсем измучила может быть, сама не ведая;
Может быть, вполне сознательно; может быть, перестрадав;
Вижусь я с тобой урывками: разве вместе пообедаю
На глазах у всех и каждого, — и опять тоска – удав.
О, безжалостница добрая! Ты, штрихующая профили
Мне чужие, но знакомые, с носом мертвенно-прямым!
Целомудренную чувственность мы зломозгло объутопили
Чем-то вечно ожидаемым и литаврово-немым…
Слушай, чуждая мне ближница! обреченная далечница!
Оскорбить меня хотящая для немыслимых услад!
Подавив негодование, мне в тебя так просто хочется,
Как орлу – в лазорь сияльную, как теченью – в водопад!
ЖУТКАЯ ПОЭЗА.
О, нестерпимо-больные места,
Где женщины, утерянные мною,
Навек во всем: в дрожании листа,
В порыве травном к солнечному зною,
В брусничных и осиновых лесах,
Во всхлипах мха – их жалобные плачи…
Как скорбно там скрипенье колеса!
Как трогательно блеянье телячье!
На севере и рощи, и луга,
И лады душ, и пьяненькие сельца –
Однообразны только для пришельца:
Для северян несхожесть их легка.
Когда-нибудь я встречу – это так! –
В таком лесу унылую старуху,
И к моему она приблизит уху
Лукавый рот. Потом за четвертак
Раcскажет мне пророчная шарманка
И их судьбе, всех жертв моих. Потом
Я лес приму, как свой последний дом…
Ты – смерть моя, случайная цыганка!
КУЗИНА ЛИДА
Лида, ты – беззвучная Липковская. Лида, ты – хорошенькая девушка.
Стройная, высокая, изящная, ты – сплошная хрупь, ты вся – улыбь.
Только отчего же ты недолгая? Только отчего твое во льду ушко?
Только для чего так много жемчуга? Милая, скорей его рассыпь!
Русая и белая кузиночка, не идут тебе, поверь мне ландыши;
Не идут тебе, поверь мне, лилии, — слишком ты для белаго – бела…
Маки, розы нагло – оскорбительны, а лианы вьются, как змееныши; —
Трудно обукетить лиф твой девичий, чтобы ты сама собой была.
Папоротник в блестках изумрудовых, снег фиольно-белый и оискренный,
Пихтовые иглы эластичные – вот тебе единственный убор,
Девушке со старческой улыбкою, замкнутой, но, точно солнце, искренней,
Незаметно как-то умирающей, — как по ягоды идущей в бор…
Анализ стихотворения Северянина «Стансы»
Еще подростком Игорь Северянин влюбился в Евгению Гуцан, которая оказалась его соседкой по имению в Гатчине. Его юношеская привязанность очень скоро переросла в сильное чувство, и 18-летний начинающий поэт предложил своей избраннице руку и сердце. Впрочем, о свадьбе не могло быть и речи, потому что обе семьи не отличались финансовым благополучием. Тогда северянин поселился со своей возлюбленной на съемной квартире в Петербурге и целый год искренне считал себя женатым человеком.
Жила пара очень бедно. Игорь Северянин пытался зарабатывать
на жизнь тем, что изредка публиковал стихи, а его избранница оказалась прекрасной рукодельницей. Но совместного дохода хватало лишь на скромное питание и оплату жилья. Поэтому когда девушка забеременела, то приняла решение устроить свою жизнь древним, как мир, способом, став содержанкой одного богатого пожилого господина.
Этот поступок любимой настолько потряс поэта, что в 1909 году он написал стихотворение «Стансы», в котором обвинил избранницу во всех смертных грехах. Конечно, можно понять ту душевную боль, которую в тот момент испытывал Игорь Северянин. Именно поэтому и родились обличительны строки: «И
ты, вся святая когда-то, развратна…». Автор обличает свою возлюбленную и, вместе с тем, мечтает о том, чтобы вернуть прошлое, хотя и понимает, что теперь это невозможно. Даже если его любимая и согласится оставить свое ремесло продажной девки, то вряд ли они смогут быть снова так же счастливы, как раньше. Но у будущей матери его ребенка даже и мыслей нет о том, чтобы возвратиться в крохотную квартирку, тесную даже для двоих. «Ни доброго взгляда, ни нежного слова» она не намерена больше дарить человеку, которого когда-то любила.
Спустя годы Игорь Северянин признавался, что он в то время был действительно молодым и глупым. Вместо стихов ему следовало бы найти хорошую работу и создать семью, чтобы спасти Женечку, которую в своих произведениях он из-за роскошных волос называл Златой. Но, с другой стороны, тогда бы Игорь Северянин не состоялся бы, как поэт. Поэтому в жертву литературному дару он принес самое ценное, что имел – любимого человека и личное счастье.
В тот же момент, когда поэт узнал об измене своей избранницы, ему хотелось забыться и вернуться к жизни уже другим человеком. Однако долгожданное освобождение от мыслей и чувств все не наступало. Поэтому автор и написал, что «бывают и годы короче мгновенья, но есть и мгновенья длиннее веков!».
ЦВЕТОК БУКЕТА ДАМ.
В букете дам Амьенскаго beau mond`a
Звучнее всех рифмует с резедой
Bronze-oxide блондинка Эсклармонда,
Цветя бальзаколетнею звездой.
Она остра, как квинт-эссенца специй,
Ее бравадам нужен резонанс,
В любовники берет «господ с трапеций»
И, так сказать, смакует mesalliance…
Условностям всегда бросает: «schoking!»
Экстравагантно выпускает лиф,
Лорнирует базарно каждый смокинг,
Но не во всяком смокинге калиф…
Как устрицу, глотает с аппетитом
Дежурнаго огейзерную дань…
При этом всем – со вкусом носит титул,
Иной щеке даря свою ладонь.
1911. Февраль.
beau mond` — высший свет.(фр.)
mesalliance… — мезальянс (фр.)
schoking! — Ерунда! (англ.)
ТЕБЕ, МОЯ КРАСАВИЦА!
Ариадниной мамочке.
Вуаль светло-зеленая с сиреневыми мушками
Была слегка приподнята над розовыми ушками.
Вуаль была чуть влажная, она была чуть теплая,
И ты мне улыбалася, красивая и добрая…
Смотрела в очи ласково, смотрела в очи грезово,
Тревожила уснувшее и улыбалась розово.
И я не слышал улицы со звонами и гамами,
И сердце откликалося взволнованными гаммами.
Шла ночь, шурша кокетливо и шлейфами, и тканями,
Мы бархатною сказкою сердца друг другу ранили.
Атласные пожатия… рождения и гибели…
Отливы… содрогания… кружения и прибыли…
Да разве тут до улицы со звонами и шумами?!.
Да разве тут до города с пытающими думами?!.
Кумирню строил в сердце я, я строил в сердце пагоды…
Ах, губки эти алые и сочные, как ягоды!
Расстались… для чего, спроси… я долго грезил в комнате…
О, глазки в слезках-капельках, мои глаза вы помните?
Вы помните? вы верите? вы ждете! вы, кудесные!
Оне неповторяемы мгновенности чудесные!..
Я требую настойчиво, приказываю пламенно:
Исчезни, все мне чуждое! исчезни, город каменный!
Исчезни все, гнетущее! исчезни, вся вселенная!
Все краткое! все хрупкое! все мелкое! все тленное!
А мы, моя красавица, утопимся в забвении,
Очаровав порывностью бесстрасное мгновение!..
ШАНТАЖИСТКА.
Так Вы изволите надеяться, что Вам меня удастся встретить
Уж если не в гостиной шелковой, так в жесткой камере судьи?
Какая все же Вы наивная! Считаю долгом Вам заметить:
Боюсь, Вы дело проиграете, и что же ждет Вас впереди?..
Конечно, с Вашею энергией, Вы за инстанцией инстанцию:
Съезд мировой, затем суд округа, потом палата и сенат.
Но только знаете, любезная, не лучше ль съездить Вам на станцию,
И там купить билет до Гатчины, спросив в буфете лимонад.
Он охладит Ваш гнев тропический, и Вы, войдя в вагон упруго,
Быть может, проведете весело в дороге следуемый час.
И, может быть, среди чиновников Вы повстречаете экс-друга,
Который – будем же надеяться! – не поколотит вовсе Вас!..
Приехав к месту назначения, Вы с ним отправитесь в гостиницу.
Он, после шницеля с анчоусом, Вам даст… Малагу-Аликант!
Вам будет весело и радостно, Вы будете, как именинница,
Ах, при уменьи, можно выявить и в проституции талант!..
Зачем же мне Вы угрожаете и обещаете отместки?
Зачем так нагло Вы хватаетесь за правосудия набат?
Так не надейтесь же, сударыня, что я послушаюсь повестки
И деньги дам на пропитание двоякосмысленных ребят!
Несколько слов об Игоре Северянине.
Нынче мне очень близок и дорог Игорь Северянин. Сущность
этого большого поэта, как всякого большого поэта, — в первооткрывательстве. Он
рассказал мне то, что ранее не было известно. Мой путь к нему был труден и
тернист, ибо был засорен нашим общим невежеством, и я поминутно спотыкался о
ярлыки, которыми поэт был в изобилии увешан. Над памятью его смеялись, его
освистывали, называли пошлым и салонным, и все это оскорбительное месиво
звучало еще при его жизни. К счастью, во мне все-таки нашлись силы, чтобы
разобраться во всем этом. И я постепенно стал его приверженцем. И я увидел, что
это поэт, безрасчетно преданный Евтерпе1 и не замаравший себя на
протяжении всей жизни ни скоропроходяшими политическими, ни какими-либо иными
меркантильными пристрастиями; что пошлость, в которой его упрекали и, есть не
что иное, как стилистическое своеобразие и угол зрения, свойственные этому
поэту; что слово «салонный» — пустой уничижительный ярлык, придуманный пролетарскими
критиками, страдающими множеством специфических комплексов, придуманный ими в
уподобь кратковременному официальному духу. Наверное, действительно, с
колокольни этих критиков творчество Игоря Северянина казалось искаженным. В
иронии и самоиронии поэта мерещилась враждебная сила, в отсутствии злобы и
агрессивности — слабость, и многочисленные почитатели стихов поэта именовались
ими обывательской толпой, которой, естественно, противопоставлялись мифические
«народные массы».
… Помню, как вместе со всеми я тоже проповедовал
достоинства Владимира Маяковского как ук<>ризну Игорю Северянину, зная из
хрестоматии не сколько водевильных фактов, не имеющих ничего общего с
литературой, не понимая, что поэтов нельзя противопоставлять одного другому —
их можно сравнивать; нельзя утверждать одного, низвергая другого.
И вот, когда по воле различных обстоятельств это мне
открылось, я понял, я почувствовал, что Игорь Северянин — мой поэт, поэт
большой, яркий, обогативший нашу многострадальную поэзию, поэт, о котором еще
предстоит говорить, и у которого есть чему учиться.
___________________________________________________________-
1 Евтериа — в греческой мифологии одна из девяти муз, покровительница
лирической поэзии и музыки.
ОНА КРИТИКУЕТ…
Нет, положительно искусство измельчало,
Не смейте спорить, граф, упрямый человек!
Но пунктам разберем, и с самого начала;
Начнем с поэзии: она полна калек.
Хотя бы Фофанов: пропойца и бродяга,
А критика ему дала поэта роль…
Поэт! хорош поэт!.. ходячая малага!..
И в жилах у него не кровь, а алкоголь.
Как вы сказали, граф? до пьянства нет нам дела?
И что критиковать мы можем только труд?
Так знайте ж, книг его я даже не смотрела:
Не интересно мне!.. тем более, что тут
Навряд ли вы нашли б занятные сюжеты,
Изысканных людей привычки, нравы, вкус,
Блестящие балы, алмазы, эполеты, —
О, я убеждена, что пишет он «en russe».
Естественно, что нам, взращенным на Шекспире,
Аристократам мысли, чувства и идей,
Неинтересен он, бряцающий на лире
Руками пьяными, безвольный раб страстей.
Ах, да не спорьте вы! поэзией кабацкой
Не увлекусь я, граф, нет, тысячу раз «нет»!
Талантливым не может быть поэт
С фамилией – pardon! – такой… дурацкой.
И как одет! Mon Dieu! Он прямо хулиган!..
Вчера мы с Полем ехали по парку,
Плетется он навстречу, — грязен, пьян;
Кого же воспоет такой мужлан?.. кухарку?!..
Смазные сапоги, оборванный тулуп,
Какая-то ужасная папаха…
Сам говорит с собой… взгляд страшен, нагл и туп…
Поверите? – я чуть не умерла от страха.
Не говорите мне: «он пьет от неудач»!
Мне, право, дела нет до истинной причины.
И если плачет он, смешон мне этот плач:
Сантиментальничать ли создан мужчина
Без положенья в обществе, без чина?!.
en russe — по-русски,
Mon Dieu — мой Бог (фр.)
Конец первой части.
«Недвусмысленный талант»
Своим псевдонимом — Игорь-Северянин — поэт обозначил важный рубеж своего творческого пути. В литературу входит дерзкий и опьяненный жизнью, солнечный и нежный поэт. Крепнет голос, складываются неповторимые северянине кие интонации. Тяготение к классической традиции мировой поэзии причудливо сочетается с вызывающей позой и поиском новых стиховых форм и языка.
Поэт обращается к классическим формам стиха, прежде всего к сонету, жанр которого связан не только с именем Данте и особенно Петрарки в Италии (XIV век), Пьера Ронсара во Франции (XVI век), Уильяма Шекспира в Англии (XVII век) и Пушкина, но и Мирры Лохвицкой в России. Среди наиболее известных произведений Северянина — «Сонет» («Любви возврата нет, и мне как будто жаль…»), построенный на излюбленном им поэтическом приеме — рефрене, а также «Сонет» («Мы познакомились с ней в опере…»), «Сонет» («Её любовь проснулась в девять лет…»), «Сонет» («По вечерам графинин фаэтон…») и др. Северянин так ценит форму сонета, что создает даже производные от него жанры — «Полусонет» (1909) и «На строчку больше чем сонет» (1909). Из сонетов будет составлена целая книга «Медальоны» (1934).
О Северянине
Меня приняли вожатым в Миусский трамвайный парк… Миусский
парк помещался на Лесной улице, в красных, почерневших от копоти кирпичных
корпусах. Со времен моего кондукторства я не люблю Лесную улицу. До сих пор она
мне кажется самой пыльной и бестолковой улицей в Москве.
Однажды в дождливый темный день в мой вагон вошел на
Екатерининской площади пассажир в черной шляпе, наглухо застегнутом пальто и
коричневых лайковых перчатках. Длинное, выхоленное его лицо выражало каменное
равнодушие к московской слякоти, трамвайным перебранкам, ко мне и ко всему на
свете. Но он был очень учтив, этот человек, — получив билет, он даже приподнял
шляпу и поблагодарил меня. Пассажиры тотчас онемели и с враждебным любопытством
начали рассматривать этого странного человека. Когда он сошел у Красных ворот,
весь вагон начал изощряться в насмешках над ним. Его обзывали «актером погорелого
театра» и «фон-бароном». Меня тоже заинтересовал этот пассажир, его надменный
и, вместе с тем, застенчивый взгляд, явное смешение в нем подчеркнутой
изысканности с провинциальной напыщенностью.
Через несколько дней я освободился вечером от работы и пошел
в Политехнический музей на поэзоконцерт Игоря Северянина.
«Каково же было мое удивление», как писали старомодные
литераторы, когда на эстраду вышел мой пассажир в черном сюртуке, прислонился к
стене и, опустив глаза, долго ждал, пока не затихнут восторженные выкрики
девиц и аплодисменты.
К его ногам бросали цветы — темные розы. Но он стоял все так
же неподвижно и не поднял ни одного цветка. Потом он сделал шаг вперед, зал
затих, и я услышал чуть картавое пение очень салонных и музыкальных стихов:
Шампанского в лилию! Шампанского в лилию! —
Ее целомудрием святеет оно! Миньон с Эскамильо!
Миньон с Эскамильо! Шампанское в лилии —
святое вино!
В этом была своя магия, в этом пении стихов, где мелодия
извлекалась из слов, не имевших смысла. Язык существовал только как музыка.
Больше от него ничего не требовалось. Человеческая мысль превращалась в
поблескивание стекляруса, шуршание надушенного шелка, в страусовые перья вееров
и пену шампанского.
Было дико и странно слышать эти слова в те дни, когда тысячи русских
крестьян лежали в залитых дождями окопах и отбивали сосредоточенным винтовочным
огнем продвижение немецкой армии. А в это время бывший реалист из Череповца,
Лотарёв, он же «гений» Игорь Северянин, выпевал, грассируя, стихи о будуаре
тоскующей Нелли.
Потом он спохватился и начал петь жеманные стихи о войне, о
том, что, если погибнет последний русский полководец, придет очередь и для
него, Северянина, и тогда «ваш нежный, ваш единственный, я поведу вас на
Берлин».
Сила жизни такова, что перемалывает самых фальшивых людей,
если в них живет хотя бы капля поэзии. А в Северянине был ее непочатый край. С
годами он начал сбрасывать с себя мишуру, голос его зазвучал чуть человечнее.
В стихи его вошел чистый воздух наших полей, «ветер над раздольем нив», и
изысканность кое-где сменилась лирической простотой: «Какою нежностью
неизъяснимою, какой сердечностью осветозарено и олазорено лицо твое».
(Из книги «Повесть о жизни»)